Инь-ян: проводы зимы

      Зоя Ященко и Мужчины, которым она позволяет себя любить
 

    Концерт прошел в Домжуре, 24 января, в канун Китайского Нового года. Приятный, тихий, камерный концерт. С приятным, но сложным послевкусием. Достаточно сильным для того, чтобы в нем захотелось разобраться. После того, как впечатления отстоялись и расширились за счет просмотра фотографий и прослушивания дисков, картинка получилась примерно такая: группа существовала и существует по принципу Зоя Ященко И Мужчины Которым Она Позволяет Себя Любить. 

     Вспомнилась мне песенка группы «Пикник»: «Он знает одно: даже в самом пустом из самых пустых есть двойное дно...». Долго думал, почему именно эта цитата забрела в голову. Потом понял: творчество «БГв» тоже «двудонно»: на первом уровне видим Зою. И ее тексты. И тексты эти - вторичны. Сначала я решил, что мне «послышались» на заднем плане «голоса» Веры и Новеллы (обе Матвеевы, но не сестры), а потом я нашел у «БГв» прямое подтверждение своим догадкам, песню-посвящение. В итоге пришел к выводу, что именно это ощущение «несамостоятельности» вызывает подсознательную настороженность.
   
    «Второе  дно»  -  это  музыка. И она исключительно хороша. Хотя мир музыки - это Мир Без Зои. Она вдохновляет его существование, но сама, по моим ощущениям, находится в «параллельном пространстве». Дима (Дмитрий Баулин, гитарист и «художественный руководитель» группы) прекрасно держит сцену, чувствует и ретранслирует ритм... Он бы и накладки по концертному звуку решил бы, если бы сумел себя клонировать. Он очень трогательно «прикрывает» Зою, но не замечает, как, «разогревшись», занимает почти все сценическое пространство. Он не оттеняет Зою, а загоняет ее в тень. У него есть кач, а это очень важно для выступлений со сцены. У Зои кача нет.
 
     Вернемся к Зоиным стихам. Реально сильное впечатление на меня произвела одна фраза: «Убийство - имя существительное, синоним власти». Но этот пассаж - скорее исключение. Еще один момент, который важно отметить при попытке «поверить алгеброй гармонию» поэзии «БГв» - это ее яркая гендерная окраска. Она все-таки очень «женская", особенно лирика, которая преобладает в репертуаре.  
 
     Димино выступление (начало второго отделения) запомнилось очень ярко - смелая попытка игры на поле Врубеля («Бедный-бедный дьявол»), пост-постмодерн по отношению к «Демону» Лермонтова. Это, скорее, текст, а не стихотворение. Но в сочетании с музыкой и манерой подачи смотрится очень интересно. Не удивлюсь, если в ближайшем будущем мы увидим «БГв» с новым фронтменом или просто отдельный музыкальный проект Дмитрия Баулина... Уж слишком «через силу» держалась Зоя на сцене. Правда в новом проекте, коль скоро он состоится, вряд ли мы увидим Павла Ерохина - его духовые и весь «стайл» очень гармонично сочетаются с Зоиной манерой исполнения.
 
      Такие вот у меня мысли на тему увиденного и услышанного. Следует помнить, что любые критические заметки - чистой воды вкусовщина. Более того, мне, как «вольнослушателю», а не журналисту, было приятно побывать на концерте, хотя я вряд ли стану завсегдатаем и вольюсь в ряды активных поклонников группы в том формате, в котором она есть сейчас. 

      «Хроники» секса и политики
  
    В последний зимний месяц в московском клубе «МеццоФорте» прошел концерт-презентация нового альбома группы «Собаки Качалова» под симптоматичным названием «Хроники». «Хроники» - это «кто» или «что»? – вот где «Собаки» порылись… 
 
    Макс  Ильин,  главный «собаковод», сидел на стульчике рядом со сценой и под акустическую гитару беспокоил тени «великих»: от Александра Вертинского до Боба Марли. Объединил двух покойников в «собачьем» сознании кокаин. В качестве интенсивной терапии от наркотической зависимости Макс рекламировал работу в спецслужбах и очень сожалел об отсутствии НКВД на Ямайке и, следовательно, о скоропостижной гибели Роберта Нестовича. 
 
     «Самый солнечный регги», спетый в одну «собачью морду», ничуть не потерял по сравнению с треком из альбома «Песни о любви и войне». Первая часть в формате «квартирник» прошла очень нежно, изящно и семейственно. Этому способствовал аристократичный интерьер клуба, в котором комфортно разместились человек пятьдесят, которые заполнили примерно треть от имеющихся в зале «посадочных мест»; и великолепный звук: несмотря на сложную конструкцию зала даже акустика звучала сочно и тепло, «как живая». Потом был антракт. Минут десять побыл и убыл. Во время его пребывания ди-джей клуба ставил отлично подобранную музыку, соответствующую настроению первого отделения. И пришло Электричество. Мощный, напористый звук. Настоящий рок-н-ролл по духу и даже, местами, по форме. Правда, обещанного в пресс-релизе «Города N» так и не прозвучало, но Майк не единожды выглядывал из-за плеча Макса. 
  
    Второе отделение можно было бы назвать «секс и политика» или «контрастный душ». Программная песенка «Мои подружки» и тут же, как ответ Бонапарту, ищущему любовь, революционный гимн: «Земли – крестьянам, фабрики – рабочим, улицы – девчонкам!». Следом чисто политическое заявление, манифест «войны поколений»: «В грязи ушедших поколений похоронили мой народ!». А дальше, вдруг, лиричнейшая, с придыханием, мольба на два голоса: Макс начинает «Говори, говори все слова любви, кроме слов…», он замолкает, вокальную партию подхватывает его гитара, допевая «Я тебя люблю». В том, что у Макса с инструментом любовь, причем взаимная, к концу трека сомнений нет. 
  
    Страсти переносятся на Ближний Восток – им там самое место! – начинается «Палестина», песня-провокация с рефреном «Опять любовь волнует кровь». При чем тут Палестина? У меня есть одна версия, но она вполне может оказаться притянутой за уши. И все же рискну представить ее на суд почтеннейшей публике, потому как если она, вдруг, окажется близкой к истине, то можно будет записать себе «в гору» решение сложного авторского ребуса «от Ильина». Идея следующая: Палестина сегодня – это обозначение арабской части Израиля. Арабом, или, в транскрипции петровской эпохи – «арапом», был предок великого русского поэта А.С. Пушкина. Последний же рискнул эпатировать читателя, приоткрыв ему дверь в свою «творческую лабораторию» и показал в «Онегине» изящнейшее решение рифмического штампа «розы-слезы»:
   
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей...
(Читатель ждет уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!)
  
     Тогда, получается, что Макс замахнулся на «наше все». И только этим я могу объяснить банальную рифму в припеве. Апогеем «хронического» секса с политикой стала песенка «Кайзер» с порнографическим «Кайзер-кайзер, Даст ист фантайзер» (sic!) и совершенно фантастической аранжировкой. Я оказался рядом со сценой и видел лицо Макса… Я знаком с ним не первый год и мне стало страшно: отсутствующий взгляд изнутри черепа… Плавающие зрачки… И тяжелые психоделические запилы без ритма, без конца… 
 
       И так бы бросил Ильин народ на самом интересном месте, но выручили бисы, давшие долгожданную разрядку. Пострадал в конечном счете только миллионер, за которого не вышла девушка-милиционер. Такая вот производственная драма.

 

Илья Стечкин