Саксофонист Джерри Бергонзи (Jerry Bergonzi) более известен как преподаватель и автор учебников по импровизации, нежели как активно записывающийся и гастролирующий музыкант. В качестве исполнителя он начинал свою карьеру в 1970-е годы со знаменитым пианистом Дэйвом Брубеком (Dave Brubeck), а диски под собственным именем стал выпускать c 1983 года, нередко фигурируя под кличкой Gonz'. Как любой саксофонист его поколения, Джерри не мог избежать влияния Джона Колтрейна (John Coltrane) и Сонни Роллинза (Sonny Rollins), первыми в списке самых важных альбомов идет ранний Майлз Дэвис (Miles Davis) как раз с Колтрейном на саксофоне: Kind of Blue и четверка пластинок Первого Великого Квинтета (Cookin', Relaxin', Workin', Steamin'), вышедшие, когда Джерри был еще несовершеннолетним.
В Москве Бергонзи выступал с местным квартетом Stephan Universal Band продюсера и гитариста Степана Ерицяна, представляющим более молодое, более современное поколение джазовых музыкантов. Гитара лидера в своих поисках чаще предпочитает фьюжн а-ля Пэт Метини (Pat Metheny) с его специфическими примочками чистому «олд-скульному» звуку Джима Холла (Jim Hall). Это частично отразилось и в выборе репертуара: помимо авторских композиций прозвучала пьеса Метини Take Another Look, полюбившаяся Ерицяну в исполнении другого молодого гитариста, Джулиана Ладжа (Julian Lage), и заканчивающаяся неожиданной кодой в ритме регги. Другая тема, Gogo Tuk самого Ерицяна, своим ровным вполне себе радиоформатным ритмом напомнила crossover-джаз от группы Fourplay — этот квартет клавишника Боба Джеймса (Bob James) с разными гитаристами тоже можно считать одним из «прообразов» SUB, как и Pat Metheny Group с Лайлом Мэйзом (Lyle Mays) на клавишных. В Stephan Universal Band место за клавиатурой занимает молодой Николай Сидоренко, победитель конкурса пианистов Montreux Jazz Festival 2010 (кстати, председателем жюри тогда был израильтянин Ярон Херман (Yaron Herman), участник предстоящего московского фестиваля Усадьба Jazz). Несмотря на похвалы лидера SUB в адрес его исполнительских и композиторских талантов, Николай на первом концерте оказался зажат в углу в прямом и переносном смысле: его было почти не видно и не очень здорово слышно в общем звучании коллектива.
Больше всего клавиши запомнились в авторской композиции пианистаMemories, создавая эмбиентный синтезаторный фон, подчеркивающий повторяющийся контрабасовый риф. Его перу также принадлежала пестрая Caroussel с неочевидным ритмом в размере 7/4. Границы тактов здесь не просто смещаются за счет «проглатываемой» последней доли как, например, во вступлении к битловской All You Need Is Love, а скорее размываются, словно в кинематографическом сне. Концовка и вовсе сменяет гармонию на дальневосточный лад, имитируя китайские инструменты как на синтезаторе, так и на ударных — и поверх этой завертевшейся «карусели» звучит длинное гитарное соло. Зрителям, угадавшим количество четвертей в этой пьесе, Степан Ерицян традиционно предлагает какой-нибудь приз — на этот раз им стал автограф маэстро Джерри Бергонзи.
Картину «разницы потенциалов» в ансамбле красочно дополняет ритм-секция: опытный барабанщик Петр Талалай, известный своими работами в импровизационной музыке за пределами джаза, безупречно взаимодействовал с юной контрабасисткой Дарьей Чернаковой, студенткой Московской консерватории, которая часто будто бы неуверенно озиралась на партнеров, хотя играла при этом более чем просто крепко — ее как раз легко было расслышать в общем «миксе» и оценить по достоинству, самые низкие ноты даже отдавались вибрацией от стен. Играя вместе впервые в жизни, квинтет звучал намного более слаженно, чем можно было ожидать в программе без джазовых стандартов после одного лишь дня совместных репетиций. Музыканты очевидно даже не успели толком пообщаться: объявляя «несвои» пьесы, Степан Ерицян то и дело переспрашивал Бергонзи, что же это название означает. Например, The Bat он перевел было как «летучая мышь», но все-таки уточнил у автора, который в ответ изобразил замах бейсболиста: «бита». Эта композиция, построенная на довольно резком, почти фанковом рифе и переключающаяся в свинг в бридже, как раз приокрыла тайну сыгранности таких разноплановых музыкантов. Дело здесь, пожалуй, не только в высоком уровне их мастерства, но и в том, что Джерри Бергонзи ни в коем случае не консерватор-традиционалист, напротив, способен найти общий язык с различными жанрами. В его обширной сольной дискографии есть альбомы как в стандартном квартете с акустическим роялем или в трио вовсе без клавиш, так и органные трио, и ансамбли с электрогитаристами, среди которых коллега-преподаватель бостонской Консерватории Новой Англии Мик Гудрик (Mick Goodrick) и Джон Аберкромби (John Abercrombie), активно записывающийся на европейском лейбле ECM, который уже стал синонимом собственного отдельного направления в джазе.
Нельзя назвать строго традиционными и композиции Бергонзи, даже блюзы, например, Red's Blues в честь итальянского лейбла Red (выпускающего джаз в то время, когда музыка эта, по словам саксофониста, представляет собой подпольную субкультуру) или балладу Blue Bru, посвященную басисту Брюсу Гертцу (Bruce Gertz), в которой его напористый тенор неожиданно становится очень лиричным. Свою «прогрессивность» он сам довольно наглядно рассекретил на мастер-классе в Клубе Алексея Козлова, демонстрируя за роялем возможности расширения аккорда за общеизвестные 9, 11 и 13 ступени дальше вверх к пятнадцатой, девятнадцатой, двадцать третьей — получается еще более богатая политональность, которую можно использовать не только в модальных пьесах, но и поверх бибоповой гаммы. Но осторожно. Возможности замены аккордов основной гармонической сетки он показал на примере пьесы You Stepped Out of a Dream: вот аккорды, построенные через тритон от изначальных, вот в малую секунду, а можно и в большую терцию. Пианисты, поделился профессор Бергонзи, часто спрашивают: играть ли мне твои замены вместе с тобой во время твоего соло? Во-первых, я сам не знаю какие именно буду использовать замены. А во-вторых, лучше просто играть аккомпанемент с хроматическими переходными связками, на котором мне легче будет построить множество различных ходов.
На вопрос из зала, важнее ли в импровизации техника или душа, Бергонзи предсказуемо ответил, что душа, конечно, прежде всего, но техника необходима как механизм, средство выразить себя. Интереснее стало после просьбы дать совет или порекомендовать пособие по развитию этой самой души — ведь все джазовые учебники фокусируются исключительно на технике. Это уже метафизика, сказал он, тут можно разве что почитать метафизические книги, джазовых книг на эту тему, увы, нет. По словам Бергонзи, личность музыканта, как и характер человека вообще, формируется за счет того, что он слушает/испытывает и с кем играет/общается. В этом плане возможность послушать и пообщаться с таким опытным преподавателем и исполнителем бесценна — остается надеяться, что она была не последней.
Виктор Гарбарук